— Хорошо, я отправлюсь к себе, но ты мне обещай…

Гарт поднял руку.

— Клянусь: пришлю к тебе Бетти, как только Силван отыщется. — Он двинулся к двери, но, не дойдя до нее, обернулся. — Только вот что… Скажи мне одну вещь… Какое безумие могло выгнать мисс Силван из дому?

— Да не безумие, — сказал Ранд. — Тупость. Моя собственная дурь, и я никогда себе не прощу, если…

— Если она станет следующей жертвой того умалишенного?

Ранд с силой сжал ручки кресла и тихо, как заклинание, произнес, обращаясь больше к себе, чем к брату:

— Ничего страшного с ней не произойдет.

* * *

Что за дурь погнала ее из Клэрмонт-курта, где тепло и светло? Ветер в Буковой ложбине задирал ее юбку и сводил кожу судорогой озноба, но ответа не предлагал. По крайней мере, такого ответа, который бы ее устроил. Наверно, она могла бы винить изрядное количество бренди, весь это тяжелый день или бесцеремонность Ранда, но, по правде говоря, это ее глупость, и больше ничего, вышвырнула ее за дверь. У нее не было никаких причин для воскрешения воспоминаний о Брюсселе, и уж совсем незачем было делиться ими с Рандом. Правда, успокаивало хотя бы то, что хватило ума отказаться от намерений Ранда утешать ее в свой постели.

Силван остановилась, сняла туфлю, вытряхнула оттуда камешек.

Да и чего это ей в голову взбрело порезвиться на воле? Что это решает? Она действительно обожала свежий воздух, шум моря и чувство свободы. Но сейчас вокруг царил непроглядный мрак, и, признаться, Силван стало не по себе. Детство ее прошло по большей части в Лондоне. Свет струился из окон, из карет, даже из газовых рожков, устроенных специально для освещения улиц. А сейчас она стояла на склоне холма, пытаясь что-то разглядеть в пустом пространстве кругом, и ничего не видела. Ничегошеньки, кроме.., да что это?

Она напряглась и попыталась вглядеться в огонек, который то появлялся, то пропадал. Что это там? Вряд ли духу нужен источник искусственного освещения для блужданий по округе. Разве что при свете шататься ему веселее. Или это бродит сама смерть, выискивая очередную жертву?

Силван поежилась. Что за глупости лезут в голову!

А может, это тот тип, который напал на Перт. А теперь, чего доброго, ищет, на кого бы ему еще накинуться.

Духи ее, конечно, пугали, но даже после зрелища, которое уготовила ей первая ночь в Клэрмонт-курте, Силван по-настоящему так в них и не поверила.

А вот в убийц она верила.

Чуть-чуть всхлипнув, скорее от беспомощности, чем от испуга, она побежала, но споткнулась обо что-то в темноте и больно ударилась. С трудом встав на ноги, Силван принялась ощупывать себя. Голова кружилась, к горлу подкатывал страх. Платье оказалось порвано, и, просунув палец в дырку, Силван потрогала колено. Кожа скользкая и в липкой грязи. Морщась, она ощупывала раненое место, вспоминая свои разодранные коленки, которыми кончались все подвиги ее детства. А теперь она давно уже не своевольный сорванец, воюющий за свои права с властолюбивым отцом, давно, давно пора остепениться.

Преодолевая боль, Силван поднялась и заковыляла туда, где, по ее расчетам, должен был находиться Клэрмонт-курт.

Дело шло бы лучше, не заблудись она. В обычном самомнении своем она-то была уверена, что отыщет тропы, исхоженные ею вдоль и поперек, — но при свете дня! А теперь кругом темень. Впрочем, нет. Что это там?! Еще один огонек. Она присела, будто можно укрыться от далекого светлячка, просто нагнувшись. Но огонек исчез. Как и тот первый. Пропал не потому, что погас, решила она, а потому, что тот, кто его нес, зашел за скалу или холм.

Осторожно выпрямившись, она ощупью направилась вперед, надеясь, что пологий склон, спускающийся в низину, приведет ее к Клэрмонт-курту.

Там, в доме, слуги день и ночь поддерживали огонь, там было тепло и уютно. Когда она вернется, она сразу же велит принести теплой воды и попросит Бетти уложить ее в постель. Если бы только тут было хоть чуть-чуть светлее.

Ветер прошептал в ее ухо что-то пугающее. Или это был вовсе не ветер? Уж не человеческий ли голос она услышала?

— Добрый вечер! — закричала она, и ее голос дрожал. — Кто там?

В ответ послышалось только шуршание — мелкие камушки покатились по каменной плите.

Зверьки какие-то, подумала она. Крошечные, юркие твари с острыми зубками и горящими глазами. Рыскают тут, в темноте, но вреда от них нет. Хотя, коль уж они такие безвредные, зачем им такие острые зубы?

Каменистый склон превратился вдруг в настоящий обрыв, и она уже не могла двигаться, не держась за отвесную стену руками. Силван не помнила эту дорогу, ей казалось, что Клэрмонт-курт должен быть где-то там. Значит, скоро она увидит огоньки, верно?

Настоящие огни в окнах дома, а не те бродячие светляки, которые, будь они неладны, так напугали ее. И которые, вот они появились вновь, она заметила их уголком глаза.

Камни, прогрохотавшие над ней в этот раз, были куда крупнее, и ей пришлось отдернуть руку от гладкой стены.

Зверьки такой обвал устроить не могут, а волков г Англии не видали вот уже несколько сот лет — по крайней мере, так ей говорили.

Силван прижала ладони к лицу. Не надо врать самой себе! Не волки это были, не другие зверьки и даже не тот негодяй. Это был ее страх. Страх подкрался к ней, а не какая-то таящаяся в засаде погибель. В эту ночь она сама была себе злейшим врагом, потому что страх гнал ее неведомо куда, он спутал все ее мысли и лишил воли. Застонав в отчаянии, Силван снова попыталась нашарить рукой каменную стену — и вдруг замерла. В ответ раздался тяжкий вздох, жалобный и разочарованный.

Отскочив назад, она глянула вверх, где, по ее предположениям, должна была находиться вершина утеса, но ничего не увидела. А звуки не утихали. Бормотание, шарканье. Пугающий, бессловесный шепот.

Скрежет камня о камень.

И вдруг в двух шагах от нее с вершины утеса шлепнулся здоровенный булыжник как раз на то самое место, где она только что стояла. Силван вскрикнула и бросилась бежать. Позади послышался гневный рев. Силван неслась, не разбирая дороги. И вдруг ощутила вокруг себя пустоту. Земли под ногами не было.

* * *

Ранд очнулся в постели сам не свой. Рядом горела свеча. В окна рвался воющий ветер. Ночь все еще давила на стекла, но он откуда-то знал, что с тех пор, как он прилег на диване, прошло много времени. Часы. Несколько часов.

Диван? Он прикрыл глаза ладонью. Когда же это он перебрался в постель? И кто ему помог? А почему он спит в той самой одежде, что была на нем вчера? И что это там кричат, да все громче и громче?

«Силван», — вспомнил он и завопил:

— Силван!

Никто не ответил. Никто, наверно, не услыхал. Гомон и гвалт нарастали с каждой секундой.

— Джаспер! — крикнул Ранд, но и Джаспер не отозвался.